Что бы американцы ни думали о российских властях и о самой России, это отнюдь не отражается на отношении к проживающим в США русским.

Рассуждения всяких патриотов о соревновании России и США напоминают мне эпизод из повести Венедикта Ерофеева «Москва – Петушки», где герои в пьяном угаре вообразили, что создали республику в глухой деревне во Владимирской области. Они даже послали письмо с объявлением войны королю Норвегии и очень удивлялись, что он им не ответил.

В Америке былой страх перед «империей зла» и восторженные надежды горбачевского времени давно уже сменились обидным равнодушием. Да, кандидат в президенты США Митт Ромни по-прежнему характеризует Россию, как геополитического противника. Однако, скорее всего это не более чем политическая риторика, направленная против другого кандидата – Барака Обамы.

Конечно, такие приемы ораторского искусства не случайны. Хотя сегодня в Америке уже не боятся Россию, недоверие к ней осталось.

Например, моя привычка оставлять на ночь незапертой входную дверь не на шутку озадачивает моего соседа Джона. «Неужели жизнь под колпаком КГБ не научила вас осторожности и бдительности?!» – недоумевает американец.

Во время холодной войны американцы всерьез ожидали нападения со стороны СССР. Если советская пропаганда не могла допустить даже мысли, что американским солдатам удастся вступить на советскую землю, то в США тема нашествия «красных» обсуждалась часто и основательно. В американских школах даже «репетировали» налеты советской авиации. По команде учительницы «Русские!» дети должны были успеть залезть под парты.

Спустя 20 лет после окончания холодной войны недоверие притупилось. Но полностью оно не изжито. И в первую очередь благодаря стараниям американских советологов. После распада СССР их финансирование существенно ослабло, и чтобы сохранить хоть какие-то «ручейки денег», специалисты по России просто вынуждены раздувать идею об опасности и непредсказуемости Кремля.

Я отнюдь не являюсь горячим сторонником нынешних российских властей, но многие американские политологи часто не пытаются соблюдать даже формальную объективность. Приведу несколько примеров.

В 1996-м, когда Чечня де-факто, но не де-юре, была независима, меня пригласил прочитать лекции в Вашингтон один уважаемый советологический фонд. К своему удивлению, я заметил, что в своих статьях члены организации называют чеченскую столицу не Грозный, а Джохар (именно, так ее называли тогда сепаратисты). Когда же я заявил коллегам, что такое наименование возможно лишь в том случае, если Вашингтон признал независимость Чечни, мне ответили, что «поскольку русские – агрессоры, мы берем то название, которым пользуются борцы за свободу».

А вот, например, что написал мне несколько дней назад один знакомый американский политолог: «К сожалению, наша деятельность предельно политизирована. Политкорректность либералов требует не называть кавказских сепаратистов «джихадистами». По правилам же правых, «старых воинов холодной войны», их и вовсе следует называть борцами за свободу. Мой совет, если хотите работать в США: не забывайте об антироссийской линии».

Самое интересное в этом, что сами северокавказские сепаратисты не только не скрывают, что рассматривают США, как своего врага, но и доказывают это делом, посылая своих боевиков на помощь талибам. Но, видимо, за нелюбовь к России можно простить даже этот грех.

Иногда дело и вовсе доходит до паранойи. Так, например, один русский эмигрант еще брежневской волны, ставший на Западе видным антисоветским журналистом, на полном серьезе объяснял мне, что русская служба «Голоса Америки» мало критикует режим Путина, поскольку руководство редакции полностью состоит из сотрудников ФСБ.

Справедливости ради стоит отметить: что бы американцы ни думали о российских властях и о самой России, это отнюдь не отражается на отношении к проживающим в США русским. Здесь вообще не принято отождествлять народ с его правительством.

Узнав, что я из Москвы, многие янки начинают подчеркнуто проявлять доброжелательность и гостеприимство. Правда, задав мне несколько вопросов о моей родине, мои собеседники почти неизменно спрашивали: «Назад вы, конечно же, не вернетесь?»

Игорь Ротарь