Когда в 1947 году открывалась Русская редакция «Голоса Америки» (английская к тому времени вещала уже целых пять лет), найти русских журналистов было делом не самым легким. И хотя в те годы русскую Америку наводняли писатели, редакторы, общественные деятели, бежавшие от войны за океан, многие из них просто не соответствовали требованиям радиовещания: у одного голос был не тот, у другого акцент, у третьего английский на нуле. А кто-то пил горькую. Полноценные кадры были наперечет. Как обычно.

Из положения выходили просто: на «русские» должности нанимали не столько профессионалов, сколько носителей русского языка. Но тут «Голосу Америки» повезло: первым диктором радиостанции стала Елена Якобсон, энергичная и интеллигентная женщина, автор книги Essentials of Russian («Основы русского языка») – американского учебника, попавшего в список бестселлеров. Елену Якобсон (жену Сергея Осиповича Якобсона, брата знаменитого ученого Романа Якобсона) помнят все русские вашингтонцы: ее с мужем открытый и гостеприимный дом был местом встреч нескольких волн эмиграции.

В начале 1990-х Елена Александровна выпустила в американском издательстве «Hermitage Publishers» (его владелец – писатель Игорь Ефимов) воспоминания на английском языке, в 2004 книга вышла по-русски («Пересекая границы: Революционная Россия – Китай – Америка». Москва, издательство «Русский путь»). В этих мемуарах есть страницы, посвященные радийной работе: «Я подала заявление о приеме на работу в качестве диктора-журналиста на радиостанцию «Голос Америки», существующую при Государственном департаменте, хотя первоначально она была создана Министерством по военной информации правительства США. Говард Фаст в своих мемуарах сумел передать дух тех первых передач для раздираемой войной Европы: «Говорит «Голос Америки». Это голос надежды и спасения человечества, голос моей чудесной, прекрасной страны, которая положит конец фашизму и перестроит мир»…

В 1946 году «Голос Америки» обращался уже к другому миру. Советский Союз, наш союзник в войне, возвращался к прежним нормам жизни и поведения и становился опасным противником. Из-за добродушной маски «дяди Джо Сталина» военного времени теперь выглянуло истинное лицо жестокого диктатора.

«Нашим начальником был Николай Набоков, музыковед и композитор с минимальным административным опытом. Он был высококультурным человеком, происходил из известной русской семьи и прежде жил в Париже. В редакции говорили, будто отдел кадров «Голоса Америки» хотел предложить это место Владимиру Набокову, писателю, но каким-то образом получили не того Набокова. Николай, двоюродный брат Владимира, был очаровательным, но совершенно беспомощным в бюрократических лабиринтах Государственного департамента. Те из нас, кого наняли обычным путем через отдел кадров, вскоре обнаружили вокруг себя странных, неизвестно откуда взявшихся личностей. Они оказались друзьями Набокова, которым он пообещал работу.

Однажды Набоков подошел ко мне и сказал: «Извините меня, госпожа Бейтс (фамилия Елены Якобсон по первому мужу. – Прим. И. Т.), но я пообещал ваше место моей первой жене, Наталье Шаховской. Сейчас она продает шляпы в магазине «Бергдорф-Гудман», конечно, вы понимаете, ей нужна другая работа. Так что, если вы не возражаете, я бы хотел, чтобы вы уволились».

Я остолбенела. Он обращается со мной, подумала я, как с крепостной девкой своего поместья! Но я теперь американка, со своими правами!

Я повернулась к нему и сказала: «Я иду в отдел кадров прямо сейчас, пусть там разберутся».

Он чрезвычайно удивился и явно не понял, почему не получается так, как он задумал. Когда начальник отдела кадров услышал об этом, он возмутился и пообещал все уладить. Мне же он сказал: «Не беспокойтесь, миссис Бейтс, никто вас не уволит».

Набоков вскоре ушел из «Голоса Америки», однако его бывшую жену Наталью приняли на должность сценариста и отвели ей стол рядом с моим».

Упомянутый Еленой Александровной Владимир Набоков не остался для истории радиостанции совсем уж бесплотной тенью. По рассказам других ветеранов «Голоса Америки», он все-таки проходил отборочный конкурс на позицию диктора Русской службы. Если это правда, то отнести этот эпизод следует, конечно, к поре до успеха «Лолиты», после которого писатель в обычном заработке больше не нуждался. А значит, происходить это могло в Нью-Йорке, где редакция «Голоса» оставалась до середины 1950-х.

Почему же Владимир Владимирович не попал в дикторы? Тут ответы расходятся. Одни утверждают, что его фонетика была более чем вычурная – он картавил, привносил недопустимую авторскую модуляцию и был, по результатам теста, отнесен к категории слабо владеющих нормативной русской речью. По мнению других мемуаристов сама общественно-политическая лексика, которую должны были произносить в микрофон уста автора «Дара» и «Приглашения на казнь», могла довести Набокова до апоплексического удара.

Ну, и в завершение сюжета, напомню о радийной судьбе третьего Набокова – Кирилла Владимировича, младшего брата писателя. Он тоже писал стихи, входил в довоенное поэтическое объединение «Скит поэтов», существовавшее в Праге, а в 1964 году поступил на работу на Радио Свободная Европа в Мюнхене. Вскоре ему из Америки написала бывшая возлюбленная, собиравшаяся на следующий год приехать в Европу. Кирилл Набоков разволновался, нахлынули былые воспоминания, он решил привести себя в порядок и сел на жестокую диету. Не прошло и полгода, как он умер от острой сердечной недостаточности. Говорят, прямо в студии.

Иван Толстой