Элина Мартынова – выпускница факультета журналистики Ташкентского госуниверситета. Спустя много лет окончила магистратуру университета штата Алабама. Там же получила и докторскую степень – PH.D. in mass communications. В 2000 году она участвовала в конкурсе госдепартамента США для российских газетных менеджеров, на который подали заявки 84 человека, из них 16 выиграли. Недавно она побывала в Воронеже, где дала интервью местным журналистам.

– Меня приняла газета The Decatur Daily города Декейтер (штат Алабама) руководству которой я очень благодарна, – рассказывает Элина. – Там я писала про «ножки Буша» и российское гостеприимство. Местные жители приходили на меня посмотреть, и мне надо было с ними общаться – это был своего рода пиар для газеты и редакции это нравилось. В 2002 году снова приехала на два месяца уже по приглашению редактора, опять в том числе и для общения с местным населением. В том же году редактор отвезла меня в университет Алабамы, представила администрации вуза, и я подала документы в магистратуру. Потом уже не смогла остановиться и написала диссертацию.

– Как вы вошли в Америку? Как ко всему новому приспособились?

– Мне повезло в том плане, что родилась в Узбекистане. И лишь в 21 год переехала в Россию, в Пензу. Вот где был настоящий, как говорят американцы, культурный шок! Ведь это две совершенно разные среды. После этого меня уже ничем нельзя было испугать. А сами американцы – люди деликатные, готовые прийти на помощь. Редактор The Decatur Daily Риджинa стала моей американской мамой. Вы только подумайте: зачем ей надо было ехать со мной за сотню километров и содействовать моему поступлению в вуз? Они охотно помогают и иностранцам и друг-другу.

– Как вы характеризуете американскую журналистику?

– Вообще, у меня к ней большие претензии. У журналистов, работающих в США, есть гораздо больше возможностей, чем, скажем, у нас, чтобы смело выступать и критиковать, а не быть такими зашоренными и зависимыми. Им нечего бояться. Зависимы и те, и другие, вот только разница в том, что наши признают свою зависимость от власти, а их – нет.

У телеканала Fox News девиз такой: «Fair and balanced». («Справедливо и взвешенно»). О какой справедливости и честности идет речь, если СМИ «ложатся» под власть, если зачастую их позиция не отличается от позиции власти? Массы смотрят канал ABC, с экрана которого показывают якобы пророссийских снайперов, убивающих мирных украинских жителей востока страны. Или вот другой пример: когда несколько лет назад писали о пытках, происходивших в тюрьме Абу-Грейб, СМИ называли это злоупотреблениями, а не пытками до тех пор, пока слово «пытки» первым не произнес Белый дом.

– А что в США думают о ситуации на Украине и о роли в ней России?

– Россия не права, Россия агрессор, который не хочет, чтобы Украина стала независимой. А беженцы – да их просто нет. Ведь если признать их наличие, то, выходит, на Украине гуманитарная катастрофа, а это уже следствие войны. А если еще глубже копнуть, разобраться: кто виновник в развязывании конфликта? На этот вопрос в США вряд ли ответят: «Америка».

Если вы процитируете моим студентам фразу, прозвучавшую недавно на одном из российских каналов: «Россия и Америка будут воевать в Украине до последнего украинца», они очень удивятся, они этому не поверят: «Как? Америка не могла – у нее же политика невмешательства». О том, кто такая Дженнифер Псаки – официальный представитель Госдепа США, появляющаяся на страницах русскоязычных СМИ, многие и слыхом не слыхивали. Эта женщина не отступает от «линии партии». А вообще, тема Украины теряет в американских СМИ свою актуальность.

– Элина, скажите, пожалуйста, как вам работается на факультете журналистики Центрального Мичиганского университета США?

– Преподавать журналистику в Америке мне было некомфортно, и поэтому теперь я – сотрудник отделения по связям с общественностью. Поскольку я типично русский человек, а русских отличает прямолинейность, я открыто заявила: «Ваша журналистика неинтересная, она слишком простая», – и перешла на пиар-отделение. Одна моя русская знакомая-химик отозвалась об американской журналистике так: «Разве это журналистика – «He said...», «She said...»?» («Он сказал...», «Она сказала...»). И я с ней полностью согласна.

Надо сказать, я не беру в расчет элитную журналистику, а говорю о массовых медиа. В СМИ Америки не нужны эмоции, им нужны только факты. А наша, российская, журналистика – это практически литература. Писать многие умеют, а написать так, чтобы задеть душу, – вот с чего начинается журналистика. К тому же, российская журналистика – это, на мой взгляд, advocacy journalism – журналистика, отличающийся ясно выраженной позицией, публицистика. Мы – журналисты – выступаем как адвокаты: не только заявляем о проблеме, но и рассказываем о том, как ее решить, и настаиваем на решении.

– В чем особенности обучения на факультете журналистики американского университета?

– Во-первых, при поступлении нет творческого конкурса, что для меня, признаюсь, до сих пор звучит довольно странно. Во-вторых, образование в основном все платное, но некоторые студенты получают стипендию. Такие учащиеся просто выдающиеся и их единицы. Что касается оплаты, то за курс, который преподаю я, студент платит 1300 долларов в семестр, причем за семестр он обычно берет три-пять различных курсов. А ведь ему нужно еще где-то жить, покупать учебники по 400-500 долларов каждый и, может, даже подрабатывать. Отметила для себя, что и на музыкальное отделение нет творческого конкурса. В детстве я ходила в музыкальную школу и могу сказать, что их студенты, поступающие, скажем, по классу фортепиано, играют очень слабо – это уровень второго-третьего класса нашей музыкальной школы. Как мне кажется, у них должен быть как минимум диплом об окончании музыкальной школы. А мне отвечают, мол, нет, достаточно частных музыкальных уроков.

Вот и задаюсь вопросами: можно ли обучить человека журналистике, который никогда не работал в газете или онлайн-прессе, на телевидении или радио? Как можно взять на музыкальное отделение того, который владеет инструментом на примитивном уровне?

– Правильно ли я понимаю: обучение в Америке прикладное?

– Да. Могу привести пример: два года назад у нас было два отделения на факультете журналистики: онлайн-журналистика и традиционная журналистика. Больше этого разделения нет, потому что вся журналистика – онлайн. В США 98 процентов людей имеют доступ к Интернету и читают газеты онлайн. Как следствие – тиражи печатных СМИ падают на всех уровнях: и на местном, и на национальном. Согласно свежим исследованиям, многие даже перестают читать газеты онлайн, потому что не видят прежнего качества. Это происходит во многом потому, что при сокращении штата, которое сейчас наблюдается во многих редакциях Америки, приходят к тому, что один журналист «закрывает» два-три тематических направления, хотя пять лет назад на каждое направление был свой корреспондент.

– У нас студент приходит в редакцию – его ругают: русского языка не знает, писать не умеет. И наставники начинают его учить. Какая ситуация в США? Какой «продукт» выходит на финише из стен, скажем, Центрального Мичиганского университета?

– Журналистике обучаются 300 студентов. На выходе они – «универсальные солдаты» – умеют все: и писать, и делать радио – и ТВ репортажи, владеют ораторским искусством. А мы, в свою очередь, все делаем для того, чтобы американский выпускник приходил в редакцию и учил тамошних сотрудников, как делать инфографику, как использовать новые подходы в дизайне и прочим новшествам. Это называется обратное наставничество. К слову, в своих классах по пиару я использую российскую инфографику, в частности, из РИА «Новости». И делаю это неслучайно: мне хочется привнести что-то русское, расширить границы знания своих студентов о мире.

– Российские студенты все меньше и меньше читают. В США такая же тенденция?

– У меня есть коллега, которая в российском вузе преподает литературу студентам-пиарщикам. Она говорит: «Мне тяжело их убедить в том, что литература – это важно». Слышать такие вещи грустно. Нашим студентам важно понимать, что им не в Америке работать, а в России, а значит, обращаться к литературным образам, цитировать классиков. Это в Америке все приземленно, практично, сфокусировано. Американский сотрудник натаскан, заточен на практику, у него узкий взгляд. А тот, кто с широким кругозором, уже давно трудится в газете The New York Times.

Что касается студентов в США, то они читают Достоевского и многих других русских писателей лишь в сокращенной версии. И ничего с этим не поделаешь. Вообще, многие газеты, например, The Washington Post, создают специальные программы по вовлечению молодежи в чтение, основанные, как правило, на интерактивном построении материала. Одно дело – журналист написал материал, и совсем другое – посещаемость на сайте, комментарии к тексту, репосты.

– А какой он – американский студент?

– Знаете, все разные. Одно могу сказать точно: не хотела бы преподавать в Калифорнии, потому что студенты там считают себя «крутыми». Мои же, из Мичигана, а это Средний Запад, скромнее. Они поступили в вуз, чтобы учиться. И очень благодарны, когда их критикуют, когда их действительно учат. Однажды на занятие приходит студентка и представляет проект, который она делала с напарником. Я ей говорю, что лучше бы почитать дополнительную литературу и с ее учетом на следующий день принести уже доработанный проект. Она пишет напарнику текстовое сообщение, что я от их проекта камня на камне не оставила. (Улыбается). Студентам нравится, когда их критикуют. Критика их вдохновляет.

Как правило, американские студенты изначально не креативны. Но у них высокая способность к обучению. А когда им говоришь: давайте творчески к этому подойдем, давайте придумаем то, что никто до нас никто не придумал, то у них глаза загораются. И тут уже я теряюсь: мне начинает казаться, что передо мной российские студенты, только говорящие по-английски.

– Чем отличается аудитория СМИ Америки от российской?

– В России присутствует так называемое социальное иждивенчество: читатель зачастую полагает, что редакция должна решить все его проблемы и ответить на все его вопросы: от жилищно-коммунальных и до устройства на работу. Когда он звонит, журналисты пытаются понять, зачем он это делает: имеет ли он конкретную цель или у него просто плохое настроение, ему не с кем пообщаться? В США же подобного иждивенчества нет, потому что там – индивидуалистское общество: каждый сам за себя, каждый сам решает свои проблемы.

– Что для вас быть русской в Америке? Вы скрываете это?

– Нет, что вы! Я говорю об этом на каждом шагу, ведь это часть моей самоидентификации! Надо сказать, это приветствуется в американском обществе. Там быть другим – это очень важно. Почему у них такой интерес к знаменитостям? Потому что это люди, которые превзошли сами себя, свои ожидания, другие. А что касается акцента, так там полстраны говорит с акцентом.

Для меня быть русской – значит, гордиться Россией. Не думаю, что те, кто живет в России, так же сильно гордятся своей страной, как русские, проживающие за рубежом.

Анастасия Бырка