В 1989 году командующий 40-ой армией генерал-лейтенант Борис Громов, согласно официальной версии, стал последним советским военнослужащим, переступившим по Мосту Дружбы границу двух стран. Хьюстончанин Олег Новиньков в январе 1980 года был направлен служить офицером медицинской службы в Афганистан. Награжден орденом Красной Звезды и медалью «От благодарного афганского народа». Сейчас Олег Новиньков работает в НАСА консультантом по вопросам международной космической медицины. В 2011 году он издал книгу «Афганский бумеранг», получившую ряд литературных наград. Предлагаем вашему вниманию отрывок из книги.

В Кабуле в августе было очень жарко, вечно дул «афганец», поднимая в воздух пыль, которая проникала во все щели и ограничивала видимость во время проведения боевых операций как пилотам, так и водителям, особенно в горной местности.

На территории медпункта вырыли яму и разместили там аптеку для медикаментов, которым нужна более прохладная температура хранения, одну палатку для дежурного медперсонала также углубили в землю – получилось подвальное помещение. Это было сделано из предосторожности, так как бывали случаи, когда либо душманы, либо свои пьяные воины бросали гранаты, и во все, что было рядом, летели осколки, а так как военные городки были в основном палаточными, то осколки легко поражали сразу несколько палаток и всех, кто там находился.

В то время инфекционный гепатит косил сотни военнослужащих и служащих СА, несмотря на все противоинфекционные мероприятия и лекционно-ознакомительную работу медперсонала. Люди в буквальном смысле желтели на глазах. В сомнительных случаях мы проводили анализы и изолировали подозрительных пациентов, если диагноз подтверждался, отправляли их в Кабульский инфекционный госпиталь, и далее в большинстве случаев больные эвакуировались в Союз для лечения и реабилитации. Этим обстоятельством иногда пользовались военные, которые не хотели служить в Афгане. Так, у нас в изоляторе медпункта медсестры поймали на месте преступления двух солдат-кавказцев, которые пили мочу одного из больных гепатитом. При разборе они признались, что хотели таким образом заразиться и уехать для лечения в Союз. Было много всего, что нельзя было отнести к нормальному поведению военнослужащих, например, дедовщина, когда старослужащие издевались над молодыми солдатами, иногда даже в присутствии офицеров.

Армия меняет человека. Особенно это видно у призывников – молодых солдат, когда их привозят в воинскую часть – у них в душе тревога, они боятся всего, не понимают, как надо себя вести в воинском коллективе. Солдатская призывная мясорубка делает призванных людей рабами. Сколько было забито «дедами», сколько было повешенных, сколько было самострелов и отправленных из Афганистана как «груз 200»! Призывной принцип комплектования армии – это как призывное рабство. Кто адаптируется к этой необычной, тяжелой, грубой, опасной новой среде обитания быстрее, тот страдает меньше и выживает.

Мои личные наблюдения за моими подчиненными – в основном водителями санитарных машин, командирских уазиков, фельдшерами и медбратьями – дают мне право сказать, что в начале воинской службы у всех призывников и молодых солдат в глазах были тревога и страх, которые потом трансформировались в наглость и безразличие к другим.

Я всегда пытался сгладить отношения старослужащих с молодыми солдатами. Хотя почти всегда был уверен, что помогаю и облегчаю жизнь некоторых молодых солдат только на какое-то мгновение, потому что как только солдат уходит из поля моего зрения, он тут же попадает опять в страшную кабалу солдатской жизни со старослужащими и сержантами, которые, помня о том, как «лечили» их, стараются отработать по полной, получить удовольствие мучителя и моральное удовлетворение, что сейчас он – царь горы, а все молодые солдаты – его рабы.

Как-то мне пришлось бежать по вызову, как сначала сообщили, к подорвавшемуся солдату. Оказалось, что молодой боец нашел укромное местечко в конце палаточного городка и, очевидно, не выдержав издевательств старослужащих, приложил гранату к животу и выдернул чеку. Врачебная помощь была уже не нужна – там, где должен был находиться живот, зияла окровавленная дыра. Мы с прапорщиком собрали, как могли, разбросанные взрывом на расстояние 20 метров кишки солдата для вещдоказательств. Существовали также и другие причины для самоубийств. Помнится случаи: утром в палатке нашли повешенного на тонком полотенце, привязанном к спинке кровати, молодого прапорщика. На прикроватной тумбочке лежало открытое письмо, где его девушка сообщала, что она выходит замуж за другого. Как тут не прислушаться к поговорке: никогда не рано поздно жениться... А ведь сколько такого рода трагических случаев как раскрытых, так и не раскрытых, произошло за все время пребывания 40-и полевой армии Афганистане! По иронии, родители вместе с гробом получали и документ о том, что их сын погиб при выполнении служебных обязанностей̆ во время оказания интернационального долга в Афганистане...

Уже в течение 6 месяцев я отращивал бороду. С одной стороны, было здорово знать, что ты офицер и с бородой! В Союзе в ВС ношение бороды было практически запрещено, а здесь многие носили бороды. С другой стороны, ежедневное бритье в жарком климате, когда, к тому же, гигиенические процедуры практически невозможны, зачастую приводило к кожным раздражениям. Кроме того, это было своеобразной защитной реакцией – в стране, где большинство мужчин носят бороду, ты со своей бородой можешь затеряться и издалека сойти за афганца, что снижало шанс быть убитым.

Осенью к нам в гарнизон приехали трое старших офицеров начмеда ВВС ТуркВО для проверки. Несмотря на то, что наша Авиационно-Техническая База и полк были в составе 40-и полевой армии, мы еще подчинялись ТуркВО, на базе которого образовалась, а затем передислоцировалась в Афганистан 40-я армия. Так как я в то время уже неплохо знал Кабул, меня отправили старшим сопровождать офицеров по их делам в Кабульский гарнизонный̆ военный̆ госпиталь. Путь туда лежал через укрепленные советско-афганские посты – бэтээры, танки и автоматчиков. На одном из постов, как обычно, наставив автоматы прямо в нашу сторону, проверяющие военные потребовали предъявить документы. Я, как всегда, показывая документы, прокричал: «Я доктор», – и тут же по-афгански (на дари): «Шурави Табиб». Но в тот раз афганский солдат угрожающе замахал рукой: «Не Шурави Табиб», – и, показывая на мою бороду, гневно прокричал, продолжая жестикулировать: «Душман!» Это была с одной стороны смешная история, которую потом много раз вспоминали врачи в Ташкенте и в Кабуле, но с другой стороны, приезжие медики, очевидно, доложили о случившемся, и мне приказали побриться. Моим объяснениям, что борода мне нужна для маскировки, никто не внял.

Сбрив бороду, я вместе с двумя товарищами отправился фотографироваться на фоне американских боингов афганской авиакомпании «Ариана». Наша АТБ была расположена напротив здания Кабульского аэропорта, но по другую сторону ВПП. Выбрав момент, мы пересекли ВПП и оказались в районе стоянки боингов. В то время для многих в СССР увидеть боинг было в диковинку – что-то новое по сравнению с военными самолетами или самолетами «Аэрофлота». Сфотографировавшись, мы вернулись в гарнизон.

В то же время военнослужащие и служащие СА 542-йАТБ успешно выполняли главную задачу – обеспечение полетов авиационных полков, эскадрилий и перелетного состава. Вертолетчики прикрывали с воздуха боевые действия наземных войск в районе Кабула, Чарикара, Бамиана, Джелалабада, Баграма, транспортировали грузы и личный состав десантных войск и поддерживали их огнем. Летчики истребительной̆ и бомбардировочной авиации осуществляли бомбовые удары по скоплениям боевиков и складам с оружием. Летчики ВТА перевозили военные и народнохозяйственные грузы по всей территории Афганистана. Для нас, врачей, было особенно почетно и интересно проводить медицинское обеспечение боевых действий отряда вертолетов нашего Кабульского авиаполка, который много раз перелетал из Кабула на полевой аэродром в провинции Газни и участвовал совместно с отдельным мотострелковым полком, батальоном спецназа и отдельной десантно-штурмовой бригадой в боевых действиях против боевиков в районе Газни и Гардеза, а также недалеко от пакистанской границы, в районе города Хост.

Больше всего запомнилось мое первое пребывание в провинции Газни. Обычно 2-3 звена – 8-12 вертолетов перелетали из Кабула на полевой аэродром недалеко от столицы одноименной провинции Газни. Половину вертолетов составляли вертолеты боевой̆ поддержки Ми-24 с бронированной̆ кабиной̆, а другая половина – вертолеты Ми-8, основная функция которых – транспортирование личного состава и грузов, хотя как Ми-24, так и Ми-8 были вооружены НУРСами и подвешенными к стойкам бомбами. Летчики боевой армейской авиации проводили иногда по 5-6 боевых вылетов в день. На войне вертолет часто становится незаменимой помощью и последней надеждой. Спасение солдат и офицеров, которые выполняли на земле более сложные задания, является одной из главных заслуг боевой вертолетной авиации.

Вылетая из Кабула на одном из вертолетов отряда, сначала пролетаешь над жилыми домами афганцев – глинобитные дома-крепости с жилыми постройками внутри двора, затем – поля, дороги, горы и примерно в 110 км от Кабула – полевой аэродром «Газни». Километров 50 на восток от Газни – Гардез, от которого рукой подать до пакистанской границы. Оттуда шли самые большие неприятности и для афганского населения, и для советских войск. Отряд вертолетов как бы отвечал за эту опасную территорию, на которой, почти не переставая, шли бои с душманами. Вертолетчики должны были поддерживать боевые действия наземных частей, а также искать и проверять двигающиеся из Пакистана душманские караваны с оружием.

ВПП и рулежки на аэродроме были сделаны из металлических щитов. Неподалеку – серое длинное одноэтажное здание гостиницы, ранее бывшей притоном. Она расположена недалеко от автомобильной трассы, соединяющей Кабул на севере и Кандагар на юге. Водители могли отдохнуть здесь с понравившейся женщиной. Как говорится, за все уплачено. Комнаты были небольшими, с квадратными окнами в верхней части стены. Нашему медпункту отвели комнату в середине здания. Со мной прилетел также младший сержант – фельдшер по образованию. Из медицинских средств были подготовленный комплект «Полевой фельдшерский» (ПФ) с добавленными мною некоторыми дополнительными медикаментами и пара деревянно-брезентовых носилок. Всего в гостинице на время проведения операции находилось примерно 20-30 человек летного состава, человек 10-15 технического и командного состава, а также человек 20 солдат охраны и подносчиков бомб. Командиром нашего мини-гарнизона был замкомандира кабульского полка – молодой и быстро продвигающийся по служебной лестнице подполковник. Вечером по коридорам было страшно ходить – практически не было освещения, и зловещие тени сопровождали каждого проходившего. В такой тесной боевой обстановке авиационному врачу с одной стороны было хорошо – все летчики на виду, всех можно контролировать, а с другой стороны – большая ответственность, т. к. при оказании неотложной медицинской помощи врачу не на кого положиться, кроме как на самого себя.

За те две недели, что мне пришлось находиться в Газни, я установил хорошие дружески-деловые контакты и с летчиками, и с технарями. Говорили, что несколько месяцев назад здесь была очень богатая гостиница – дорогая серебряная посуда, картины, ковры, но после прихода советских войск все исчезло. Невольно поверишь советникам, которые в состоянии алкогольного опьянения говорили, что в самое первое время ценности вывозили из Афганистана самолетами. Конечно, те, кто имел возможность командовать этими самолетами. Так что мне достались в качестве сувениров только карта гостиниц Афганистана и одна чудом уцелевшая серебряная вилка.

Олег Новиньков

Книгу Олега Новинькова «Афганский бумеранг» вы можете заказать в редакции «Русской Америки» по бесплатному телефону 1-877-321-2637.