Почему, уезжая, некоторые впадают в страшную депрессию, а другие практически не вспоминают свою родину? Как американцы приходят на помощь и чем отличаются от нас, русских? Обо всем этом – в рассказе Веры Михайленко. Верa Михайленко – художественный руководитель FRC Theater (Первый русский христианский театр), в Америке с 1989-го года.

 

– Давайте начнем наше знакомство с того, что Вы расскажете, откуда Вы сами, где прошло Ваши детство и юность, какой город на карте России Ваш родной?

 

– Я вам сразу скажу: нет такого города. Мы жили в Советском Союзе. Мой папа – инженер-строитель атомных электростанций, и каждый год мы перемещались по всей стране. Как цыгане. Я закончила в Советском Союзе десятилетку и поменяла, наверное, 8 школ в разных городах. Мы жили на Крайнем Севере, на Чукотке, в Магадане, в Воронеже, в Казахстане, в Москве. В последние годы, когда я вышла замуж, это был Батуми. Там не было электростанций, но зато я там нашла себе мужа, и уже из Батуми мы уехали в Америку. Поэтому нам эмигрировать было несложно.

 

– А как Вы при таких перемещениях в детстве получили образование? Наверное, это было сложно – разные школы, разные педагоги, разный уровень обучения...

 

– Сложно было, действительно. Иногда меня даже в середине года забирали из школы и переводили в новую. Ну, ничего, выкарабкались как-то. Я не одна была, нас у родителей было трое: я и два брата. И когда старший брат, который старше меня на 4 года, уже учился на Камчатке в мореходном училище, я еще в школе была. Вот так и перемещались. Но знаете, в детстве все как-то легче, проще дается, те же самые стрессы с переездами, друзьями, школами. Ну, не получалось ничего со школой – родители со мной дома занимались.

 

– А как состоялся Ваш переезд в Соединенные Штаты?

 

– В Соединенные Штаты мы выехали из Батуми. В Грузии как раз начинались волнения, во многом и на национальной почве – это был конец 80-х. Мой муж наполовину грузин, наполовину русский, я русская. Хотя Батуми – это мое главное воспоминание о Советском Союзе, это самое лучшее место, где я, может быть, всегда бы и жила, если бы не эмиграция. Там жили и армяне, и аджарцы, и грузины, и русские, и греки, – все стали уезжать. Все наши близкие друзья, которых у нас там было очень много, разъехались. У нас город опустел буквально наполовину. И мы тоже уехали и попали в Америку. Сначала в штат Вашингтон, прожили там около 15 лет, а потом переехали в Калифорнию, где и живем уже больше 10 лет в городе Сан-Диего.

 

– Скажите, а в Америке у Вас были друзья? Как Вы устраивались?

 

– Нет, никого не было. Мы приехали в город Ванкувер, маленький такой городишко, а рядом, через реку Колумбия, буквально в 20-ти минутах езды, был уже город побольше – Портленд. И вот когда мы шли в церковь, в парк или еще куда-то, а мы, естественно, тогда плохо говорили по-английски, с акцентом, – то сразу привлекали внимание. Американцы интересовались, откуда мы. И когда мы отвечали, что из России, нас буквально спрашивали: а можно Вас потрогать? Мы для них были чем-то уникальным. Это было что-то такое, что приводило людей в восторг. Можно сказать, что нас носили на руках. Нас везде показывали, о нас печатали статьи в газете. А все дело в том, что мы были первыми русскими в этой части Америки, можно сказать первопроходцами. Позже прибыло еще несколько семей, но мы все были разбросаны.

Когда мы жили в Батуми, мой муж был моряком дальнего плавания, и он всю жизнь работал за границей. Был в портах многих стран, бывало, они там стояли месяцами. И он узнал, что такое жизнь за границей, узнал нравы этого общества. И мы просто не ожидали такого теплого приема в Америке. Американцы помогали и учили нас всему, чего мы не знали: научили обращаться с чеками, познакомили с банковской системой. Когда мы купили наш первый автомобиль, научили водить машину. Завезли, помню, мебель, детям подарки какие-то принесли. А у меня было уже двое детей тогда – девочка двух с половиной лет и 9-летний сын.

 

– Но при такой семье Вашему мужу надо было как-то устроиться на работу. Ему это удалось?

 

– Месяца через два мы адаптировались, и мой муж пошел на работу. Он устроился в порту, в закрытом доке. Конечно, он опять хотел ходить в рейсы дальнего плавания, поскольку до этого работал на больших торговых судах, но для этого нужно было прожить пять лет, чтобы получить гражданство. И поэтому, как корабельный механик, он работал в порту. Попал в хороший коллектив, ребята были работяги, с юмором, хорошие, добрые, открытые.

Американцы вообще народ открытый. Но, что меня удивило, очень наивный и сентиментальный. Когда мы рассказывали им о том, почему мы уехали из Союза, в их глазах стояли слезы. Много расспрашивали о 1937 годе, о репрессированных. И они очень это эмоционально воспринимали – это меня поразило. Когда писала первые письма своим друзьям, и они меня спрашивали: «Как там американцы? И как там каменные джунгли?» Я писала: «Живем в тайге. Олени по улицам ходят. А американцы – сентиментальные, как в индийских фильмах, что вы смотрели, очень мягкий и открытый народ».

 

– А что у Вас было с работой? Или Вы обзаводились хозяйством и растили детей, не работали?

 

– Я тоже пошла на работу, но позже. Первый год не работала, а на второй год пошла на курсы и получила разрешение на открытие детского сада. Мне приводили детей, и я с ними занималась. Мне платили, и это был мой доход. Так прошло несколько лет...

 

– А школу потом Вы не открыли?

 

– Нет, школу не открыла. Я открыла театр. Сейчас у меня уже 45 человек, из них большая часть волонтеры, но это также и профессиональные актеры, и просто любители театра, любители драмы – американцы и русские. Мы ставим пьесы как на русском, так и на английском языках. Все сценарии пишу я. Мы зарегистрировали нашу компанию в 2001-м году и с тех пор существуем. Наш театр называется FRC Theater – Первый русский христианский театр, и, конечно, мы имеем спонсоров, которые нам помогают, иначе бы мы не могли ставить спектакли. Но мы больше работаем как телетеатр – делаем записи наших постановок, которые потом транслируют на телевидении.

 

Надежда Ширинская