Мы познакомились с ней на конференции в Москве. Глядя на эту, такую русскую женщину, с трудом верилось, что она уже очень давно живет в Мексике. Прекрасная художница, девушка с характером, она там, в далекой стране, рисует свои картины, ни на секунду не забывая, откуда она, но в то же время осознавая, что ее дом – Мексика. Знакомьтесь: Маша Виноградова.

 

– Где и как, Маша, начиналась Ваша жизнь?

 

– Я родилась в Санкт-Петербурге, тогда еще Ленинграде. Учились сначала в художественной школе, потом в Серовском художественном училище Петербурга, потом – в Академии художеств. Рисовала я с раннего детства – у меня папа художник. Когда-то он был главным художником «Скорохода». Помните такую нашу замечательную обувную фабрику? Так вот папа много лет занимал должность главного художника «Скорохода», и он не просто профессиональный сапожник, а дизайнер обуви. В 1995-м году я закончила учебу в Академии, а в 96-м уехала в Мексику.

 

– Вы уехали всей семьей?

 

– Нет. Я познакомилась с молодым человеком, он оказался мексиканцем, потом мы поженились. Он окончил Ленинградский государственный университет, по специальности журналист. У нас родилась дочка еще в Петербурге, и жили мы замечательно! Но годы были тяжелые, и мы решили, что для дочери и для нас было бы лучше попытать счастья в Мексике. Тем более, как мужчине, главе семьи – а он у меня человек образованный – мужу приходилось работать в ресторане, который назывался «La Cucaracha» – «Таракан», а это, наверное, было не самое лучшее для человека, который знает семь языков.

 

– И вот Вы с ребенком, с мужем-мексиканцем приезжаете в Мексику. Ваше состояние?..

 

– Шок. До того, как мы уехали туда, мы много путешествовали. Хотя тогда это трудно было назвать «путешествиями» – мы ездили на заработки с выставками в Голландию, в Германию, во Францию. Была такая возможность. Я выставлялась, продавала какие-то картинки и зарабатывала деньги, чтобы вернуться и опять выставиться. Муж в свою очередь тоже, как иностранец – ему было проще – ездил на заработки в Италию, в Англию. То есть мы как бы путешествовали. Я представляла, что такое крестьяне – что такое голландский крестьянин, что такое немецкий крестьянин. И когда мне муж сказал: «Ты знаешь, не буду от тебя скрывать, я из крестьянской семьи», я сказала: «Ради бога! Не все же мы должны рождаться в профессорской семье». И вот мы приезжаем в Мексику. И, конечно, шок, потому что это действительно оказалась настоящая крестьянская мексиканская семья.

Из большого Петербурга, из профессорской семьи я попадаю в маленькую деревню, под большим мегаполисом – городом Мехико, где каждый раз, когда мимо проходил пастух с коровками, я выскакивала из дома, смотрела и радовалась. Муж говорил: «Не выходи, ты что, ты неприлично себя ведешь!» – «Ну, как же, коров ведут! Я же петербургский ребенок, где корову, честно говоря, видела только нарисованную». Кстати, и на первую лошадь я села в Мексике, потому что до этого, только рисовала их в зоопарке.

 

– Так с чем же был связан Ваш шок?

 

– С разницей в культурном и экономическом уровне. Насколько разная культура в Мексике! В каком отношении? Там, на самом деле, есть люди богатые, культурные, те же самые художники, артисты, да и просто богачи – владельцы пароходов, заводов. А есть крестьяне. Но это не как у нас было: крестьянин, но при этом читает Набокова и Солженицына. Там крестьянин никогда в своей жизни ни одной книжки не прочитал!

 

– Извините, а откуда, в таком случае, Ваш муж знает семь языков?

 

– Даже в его семье говорят, что он «не отсюда». Всегда из правил есть исключения. Вот так и мой муж.

 

– Что пришлось делать в Мексике из того, чем раньше Вы никогда не занимались? Корову научились доить?

 

– Ничего такого мне не пришлось делать, я всю жизнь только писала. Спасибо моему мужу, он всегда поддерживает меня в моей живописи, и с самого начала, единственное, что я там делала – это писала картины, выставлялась. Сейчас, не ради того, чтобы заработать деньги, а чтобы поделиться моим опытом, я преподаю. Преподаю детям, не очень маленьким, и молодым людям, и взрослым. У меня есть одна ученица – женщина, так ей 86 лет! В 80 лет она решила, что ей нужно рисовать, что это ее призвание. И я с удовольствием делюсь моими знаниями, опытом, тем более, что за моими плечами – наша замечательная школа, которая здорово отличается от всех в мире – классическая школа живописи. И нигде так хорошо не преподают ни анатомию, ни композицию, ни цветоощущение, ни цветовосприятие и теорию цветов. Нигде никто ничего этого не знает, и поэтому люди меня ищут, потому что знают, что я могу методически вас научить рисовать. Я не могу с вами поделиться талантом, талант или есть или его нет. Но методически, как это сделать, как нарисовать – это я могу.

Однажды ко мне пришла ученица, женщина, и говорит: «Вы знаете, хочу научиться рисовать, но у меня две левых руки». – «Правда!? Покажите, никогда в жизни не видела». Конечно, руки у нее оказались правой и левой, но она считала, что совершенно ничего не может делать. А оказалась очень талантливым человеком.

 

– Маша, интересно, а как у Вас, профессорской дочки, складывались отношения с семьей Вашего мужа на сельских просторах Мексики?

 

– Очень сложные были отношения с семьей. Мексика – страна традиционная, и уже с первого шага нам сказали – вас надо обвенчать. Я сказала – «Хорошо, но как меня венчать, если я не крещеная?» – «Значит, тебя надо крестить». – «Хорошо, но как меня крестить, если у меня не было первого причастия?» – «Значит, сделаем тебе первое причастие, но вас надо повенчать, а потом поженитесь». Я говорю: «Замечательно, но я ничего такого не хочу. Если моей родной бабушке не удалось меня крестить, то у вас тоже ничего не получится». В религию меня не затащили, соответственно, поженить нас не удалось, как и не удалось устроить большой праздник по поводу нашего приезда и свадьбы. Но по моей теории, по моему жизненному восприятию и мироощущению я против всяких больших праздников. Зачем тратиться, чтобы собрать людей, покормить их, напоить и так далее, со всеми вытекающими последствиями. И, конечно, начались мелкие конфликты с семьей, недопонимание. Я для них навсегда, на всю жизнь так и осталась чужой... К тому же, я приехала без испанского языка, не понимала ни слова. Муж, что мог, переводил, когда у него была возможность. А все остальное время – так, на пальцах объяснялись. Плюс у них совершенно другое отношение к жизни, к человеческим отношениям, к семейным отношениям.

 

– А в чем другое?

 

– Они, с одной стороны, ближе между собой. Но, с другой, они более фальшивы, на мой взгляд. Они настолько порой тебе радуются, но в то же время, когда действительно происходит что-то серьезное, от них не дождешься нужного в то время локтя, или нужной помощи, или нужной поддержки в нужное время. Но, опять же, это чисто культурные различия. Они были 17 лет тому назад, и три-четыре дня тому назад происходило то же самое.

 

– Есть что-то, к чему Вы так и не привыкли за эти годы и к чему никак не лежит душа?

 

– К латиноамериканской необязательности. К тому, что они тебя встречают радостно, но при этом ты прекрасно знаешь, что можешь верить только пяти процентам того, что они говорят, а остальные 95 – это слова, пущенные на ветер. К этому невозможно привыкнуть. И непунктуальность, это просто ужасно.

 

– Скажите, а Вы до сих пор в крестьянской семье, с коровами? И как менялась там Ваша жизнь?

 

– Нет, конечно. Мне очень повезло – муж полностью поддерживает меня, и я очень хорошо отношусь к моим свекрам. Вся остальная семья так никогда и не приняли меня – я для них слишком чужая. Русский человек для мексиканца очень прямой. Если мне нравится, я говорю: «Мне нравится». Если нет, скажу: «Мне не нравится». Но в Мексике, да и вообще в Латинской Америке ты не можешь сказать, что тебе что-то не нравится. Ты должен сказать: «Это замечательно, но не совсем». А мы, русские, не можем так. И, соответственно, получается конфликт. И чаще конфликты происходят с молодым поколением. Мексиканская семья громадная, и если бы она состояла из моего свекра и свекрови, пожилых людей, которым под 80, которые очень хорошо ко мне относятся, как и я к ним, то все было бы просто замечательно! Но это так, издалека: мы видимся в редкие часы. А всем остальным непонятно, почему мы так много работаем и почему мы хотим то, что мы хотим, почему мы покупаем то, что мы покупаем, и почему мы живем так, как мы хотим, а не так, как живет общество!

Как я сказала, мексиканцы – это традиционное общество, и если все так живут, то и ты должен так жить. А если ты приходишь в огород со своими правилами, то тебя не очень любят. Думаю, основной конфликт в том, что я как художник, как человек со сложившимися мировоззрением и мировосприятием, пришла к ним со своими правилами, и не хочу меняться. Но если я привыкла, если я хочу так жить, я буду жить так, как хочу.

 

– Так, где же вы сейчас живете со своей семьей?

 

– Сначала построили один дом, но это место не понравилось, и мы нашли очень красивое место, в красивом поселке, археологической зоне, где когда-то король-поэт ацтеков построил свой ботанический сад и купальню. Он выращивал в этом саду какие-то невероятные травки, сделал целую систему каналов, и родниковая вода наполняла купальню для него и для царицы на этой горе. Король смешивал разные травы и розовые лепестки, и там они с царицей сидели и отдыхали. У нас появилась возможность, и мы купили кусочек земли и построили там еще один дом.

 

– Маша, Вы замечательная художница. А как Ваше творчество воспринимается мексиканцами? Что они говорят?

 

– Им очень нравится, но оно для них чужое, хотя им близки мои цвета, но не мои персонажи. И здесь получается двоякое чувство. С одной стороны, цвет, который есть в Мексике – цвет вечной зелени, цветов и фруктов. С другой – лица и выражения, которые совершенно не их. Но в этом отношении Мексика потрясающая страна – они очень любят иностранцев. Мы настолько там любимы как иностранцы, и они давно привыкли к этому, еще с тех пор, как Кортес их завоевал – они же боготворили белого человека и до сих пор продолжают боготворить. И поэтому, безусловно, им нравится все, что мы делаем.

 

– У вас растут две дочери. Как складывается их жизнь в Мексике?

 

– Очень интересно. Они продолжают нести две культуры, и старшая, и младшая. Дома мы говорим по-русски, едим тоже по-русски, насколько у меня есть возможность готовить или же в последние годы есть возможность иметь человека, которого можно было научить, и она готовит примерно так, как должно быть по-русски. Мы едим картошечку и не едим традиционные мексиканские блюда, хотя дети, конечно, их знают. Наши девочки больше похожи на русских детей. Поэтому у них тоже есть свои проблемы – найти друзей. Ведь они же воспитаны русской мамой, и если это белое – они говорят: белое, а если черное, то… Нет ни серого, ни слегка фиолетового. Цвета все очень яркие и очень конкретные – из-за этого тоже есть проблемы. Сейчас мой муж сделал свою докторскую диссертацию по педагогике, по составлению программ для преподавания разных языков. Он преподает английский, немецкий и русский, при этом знает еще несколько других языков. И как родители-педагоги мы сконцентрировались на том, чтобы наши дети тоже знали много языков. Они изначально говорили на русском и ходили в двуязычные школы, что образование в Мексике позволяет, и, кроме этого, посещали еще и различные кружки. Так что наши дети знают 4-5 языков изначально, причем, примерно на одном хорошем уровне.

 

– Вы часто бываете в России?

 

– Нет, очень редко. Мы были здесь три-четыре раза за все эти годы.

 

– Здесь земля, небо, воздух, – они другие, не мексиканские. Вы это ощущаете?

 

– Ощущаю. И самое страшное то, что я сейчас скажу, это совершенно криминальная вещь: я хочу домой! И мой дом не в Петербурге уже, а там. Мой дом – Мексика!..

 

Надежда Ширинская