«В этом году исполнилось 75 лет со дня рождения Владимира Высоцкого, человека, который прожил такую яркую и такую короткую жизнь. О нем много пишут, снимают фильмы, и, кажется, нам известны все подробности его жизни. Но далеко не все знают о дружбе поэта с Вадимом Тумановым, российским предпринимателем, который в советские годы посмел вступить в борьбу с системой. В своем очерке протоирей Михаил Ходанов делится своими мыслями о встречах с человеком, которому Высоцкий посвятил свои самые пронзительные стихи.

В 1944 году мою родственницу, шестнадцатилетнюю девочку, немцы, отступая, забрали из Донецка в Германию. В Берлине ее определили прислугой в дом престарелых, а потом – на асбестовый завод, где все пленные работали в деревянных колодках на ногах во избежание побега. Когда через год столицу Германии заняли войска союзников, она оказалась в советском секторе. 9 мая 1945 года ее арестовали «особисты». Следователь сказал ей, что она ни в чем не виновата, но что ему надо кормить своих детей и поэтому он направляет ее на Родину, а там уж непременно во всем разберутся и ее отпустят. Семнадцатилетнюю девушку в товарном составе этапировали в СССР, и там она получила десять лет, которые впоследствии отбывала под Интой. С тех пор у нее, несмотря на реабилитацию, – сложное отношение к дате ареста. Когда ликует вся страна (и по праву), она плачет и молчит. Трагедия одинокого человека никому не видна – и только в небе празднично потрескивает разноцветный салют Победы.

Обо всем этом я, московский журналист и священник, вспоминал, когда читал замечательную книгу Вадима Туманова «Все потерять – и вновь начать с мечты…». Она исполнена подобных судеб.

 

«Вот уже и попы Высоцкого запели»

 

Я уже давно хотел приобрести эту книгу, чтобы познакомиться с воспоминаниями автора о Владимире Высоцком, творчество которого долгие годы люблю и изучаю. Когда-то покойный Савва Ямщиков, главный реставратор России, с которым меня связывали добрые дружеские отношения, сказал мне: «Знаешь, я сейчас еду к Вадиму Туманову, могу взять тебя с собой. Книг этих у него осталось мало, но, думаю, для тебя он что-нибудь найдет. Попросим. Я ему, кстати, сказал на днях, что один мой знакомый священник, то есть ты, неплохо поет Высоцкого, на что Туманов ответил: «Смотри, какое время наступило! Вот уже и попы Высоцкого запели!». Однако я отказался – неожиданный визит показался мне неудобным. И мечта о книге зависла в воздухе. И лишь через несколько лет она, наконец, осуществилась с помощью друга Ямщикова, Игоря Найвальта, руководителя Балтийской строительной компании.

 

Дружба с Высоцким

 

Игорь Александрович привез меня в дом Туманова явочным порядком, ни о чем ему предварительно не сообщив.

– Так лучше. Иначе вообще не попадешь. У него все расписано на недели вперед.

Так я встретился с Вадимом Ивановичем в коридоре его уютной квартиры на Большой Пироговке. Передо мной в прихожей стоял один из интереснейших людей нашего времени – военный моряк, боксер, бывший политзаключенный, легендарный золотопромышленник, один из немногих честных предпринимателей на всем постсоветском пространстве. Человек, на которого не однажды «наезжала», пытаясь свернуть его прогрессивную хозрасчетную артельную деятельность на Колыме, вся советская и перестроечная система в лице КГБ, ЦК КПСС, матерых заказных журналистов, всесильного президента СССР М. С. Горбачева и высших чиновников ельцинского окружения.

Туманов был вежлив и предупредителен. Его глаза приветливо улыбались. Правда, тон его общения несколько раз менялся, в зависимости от темы разговора. Из обходительного собеседника он вдруг делался резким и непреклонным, а потом все опять возвращалось на круги своя. Я незаметно всматривался в его глаза: в них отражалось глубокое знание человеческой психологии и огромный жизненный опыт. От пережитого в лагерях, где он провел более восьми лет после войны, от борьбы с советской и перестроечной системой, которая на дух не выносила новаторских форм его старательской работы, от постоянного общения с тысячами людей самых разных профессий и судеб.

Вадим Иванович – друг Владимира Высоцкого. Поэт любил его, ценил доброе к себе отношение и всегда прислушивался к советам. Жизнь Туманова и его рассказы о лагерях легли в основу ряда произведений Владимира Семеновича. Туманов восемь раз совершал побег, его страшно били, но в силу необыкновенных физических и волевых данных он все перенес, не сломался, выжил и победил. Один из его дерзких побегов описан Высоцким в песне «Был побег на рывок».

Другие песни Высоцкого, связанные с Тумановым: «Бодай–бо», «Райские яблоки», «Про речку Вачу и попутчицу Валю», «Белый вальс», «В младенчестве нас матери пугали» и другие.

Кто был Туманов для Высоцкого? Об этом прекрасно сказал в одной из своих книг писатель Юрий Карякин: «Я знал только одного человека, который очень сильно влиял на него (на Высоцкого – авт.). Человека, который, кстати сказать, мне в нем открыл очень много, сам того не подозревая, наверное. И то, что я говорил о Володе, что он должен был помереть и выжить на войне, помереть и выжить в лагере, помереть и выжить в русской истории, помереть и выжить в Свидригайлове, – это все так, но это, вроде что-то объясняя, все же образует какой-то замкнутый круг. Для меня этот круг прорвался, когда я познакомился с Вадимом Тумановым. Я увидел этот совершенно могучий слиток, корень, и понял, что Володя припадал к нему, как раненый больной зверюга, подключался… Володя, по-видимому, в какие-то моменты умел все бросить и махнуть к Туманову. Вадим – это, если можно так сказать, непоющий Высоцкий. Володя пел за него. Недавно я нашел у Цветаевой слова: «Дар души равен дару глагола». Это как будто о них. Они друг друга открыли и отчеканили».

Станислав Говорухин говорил о дружбе Высоцкого с Тумановым так: «Туманов на него сильно подействовал. Высоцкий же не сидел, не воевал. Театр, кино, литература, путешествия – и все. Откуда он знал жизнь? Только от таких вот Тумановых. Туманов был самой яркой личностью в его окружении, самый близкий его друг последних лет. Актеры, режиссеры, творческие личности всегда тянутся к человеку интересному, с интересной биографией, из которого можно черпать сюжеты, знание жизни. Так из него черпал Высоцкий. Он же слушал его целыми ночами напролет, в течение нескольких месяцев, и песни написал о Туманове, и все это в нем отложилось».

 

«Все не так как надо…»

 

Игорь Найвальт как бы невзначай говорит Туманову, что я пою Высоцкого. Туманов, чуть подумав, предлагает мне спеть то, что мне наиболее близко, и садится за кухонный стол. Мое сердце начинает сильно биться – ведь передо мной отнюдь не ординарный слушатель, а наш знаменитый современник, за плечами которого и многолетняя дружба с Высоцким, и суровый опыт лагерей и лишений. И хотя я не первый год исполняю произведения Владимира Семеновича, стараясь передать их глубокие духовные смыслы и не впадая при этом в имитацию, но все равно ощущаю напряжение. Однако любовь к Высоцкому пересиливает скованность. И вот я пою под гитару (принес с собой) Владимира Семеновича: «Про-ложите, проложите, вы хоть тоннель по дну реки…», «Их восемь, нас двое, расклад перед боем…», «Что за дом притих, погружен во мрак…»

Туманов внимательно слушает, смотрит мне прямо в глаза. Я тут же чувствую всю свою несопоставимость с Высоцким и едва не «запарываю» песню. Потом усилием воли преодолеваю себя.

– Поешь ты хорошо. Правда, есть тут у меня одно замечание… Хотя, ладно, не буду. Все хорошо. Ты можешь его исполнять, будет успех, ты понял? Только уходи ты из своей конторы! Ты же вроде нормальный парень, будешь делом заниматься!

«Контора» – это патриархия. В глазах у Туманова при этом – искринки. Смотрит на мою реакцию. Я поначалу обижаюсь. Что же, даром я двадцать два года в Церкви провел?

Туманов парирует:

– Ну, Высоцкий же поет, что там у вас «все не так, как надо». Что, разве он не прав?

– Я люблю Христа. Это – главное. А у верующих и вправду сплошные проблемы. Это естественно, ведь человек – немощен. Грехов – воз и маленькая тележка.

– Ну ладно, ты только без обид, понял?

 Потом, обращаясь к Игорю Александровичу и глядя на меня, как физиономист, поверх своей вытянутой ладони, говорит:

– Смотри-ка, вот этой верхней частью лица он на Высоцкого похож!

Давать мне книжку Туманов тем не менее поначалу не хочет. Чувствуется, что у него и в самом деле остались считанные экземпляры. Однако Найвальт настаивает:

– Все-таки священнику даешь! И дарственную надпись не забудь написать: «Отцу Михаилу на память!».

Туманов молча смотрит на Найвальта, потом открывает книжку и четким размашистым почерком выводит: «Михаилу – всегда удачи и счастья!».

Найвальт удивляется:

– А почему слово «батюшка»-то не написал?

Туманов опять молчит. Потом поворачивается ко мне:

– Понимаешь, я в Бога не верю. Не потому что не хочу. Не могу. Я очень хочу в Него поверить, правда, но как только вспоминаю колымские трассы, глаза десятков тысяч людей, идущих в неизвестность, откуда они уже никогда не вернутся…. Когда у меня перед глазами – страшный лагерный беспредел, я говорю себе: а где был Боженька? Почему Он допустил такое беззаконие, не наказал убийц? Там же были совсем невинные люди самых разных возрастов, разных профессий, разных конфессий… Вот ты покажи мою книгу своим попам, что они скажут? Покажешь?!

– Обязательно покажу всем, с кем смогу связаться. Она ведь и в Интернете выложена, так что я дам им ссылку, порекомендую приобрести саму книгу в ТДК «Москва» на Тверской.

Туманов одобрительно кивает головой:

 – Да, книга там еще есть. А теперь смотри: моя жена Римма, если бы услышала мои слова о Боге, меня бы сейчас точно не похвалила. Но я говорю тебе только правду. Римма преждевременно умерла от травли, которую организовали на меня еще в конце 80-х годов нечистоплотные люди, когда закрывали основанную мною артель «Печора», честным трудом добывавшую золото. Метили в Туманова, а попали в его жену, понимаешь?

После появления разгромной статьи в центральной газете «Социалистическая индустрия» с Риммой, которая работала диктором телевидения в Пятигорске, перестали общаться соседи и сослуживцы. Сплетничали, что муж Риммы Тумановой оказался «бандитом». Потом ее отстранили от эфира. Она глубоко переживала эту вопиющую несправедливость, не находила себе места, и это не прошло даром: дважды у нее был тяжелейший инфаркт. В общем, вся эта мразь свела ее в могилу. Да, из всех религий мне ближе всего христианство. Но знай, я бы, не дрогнув, убил всех, кто виновен в ее гибели. Такие люди не должны существовать. Вот и все. Римма была верующим человеком. И я снова спрашиваю: почему Бог так распорядился – забирать лучших людей, а негодяям и мерзавцам все прощать и давать им все новые и новые годы жизни?! Ответь мне коротко и ясно, в двух словах на этот простой вопрос!!!..

 

Участь их будет ужасна

 

Он говорит все это чуть ли не на срыве, смотрит на меня, и в глазах его – невыразимая печаль. Кажется, вот-вот, и покатятся слезы. Он искренен, совершенно открыт, и его вопросы – не от праздности. Он и после смерти своей жены продолжает любить свою прекрасную жену, талантливого человека и верного друга, который подарил ему столько лет счастья, нежности и поддержки. И вот ее нет…

Мне было очень сложно ему отвечать, учитывая всю деликатность момента. Ведь мы стояли на разных системах координат, и моему собеседнику к тому же было тяжело и больно. Он прожил уникальную и исключительно трудную жизнь, видел невероятную концентрацию мучений и несправедливости. Я вспомнил эпизод из книги Туманова, как он, находясь в больнице лагеря «Случайный», зашел однажды в одно из ее неотапливаемых помещений и увидел, что оно было битком набито мерзлыми человеческими трупами, многие из которых были поставлены вверх ногами. Дело в том, что в тех местах ледяную землю лагерное начальство зимой старалось вообще не копать, и всех убиенных оставляли незахороненными до весны, а потом кое-как прикапывали…

Вот что прошел мой собеседник – и какими абстрактными богословскими сентенциями можно было его в данный момент переубедить? Ему в качестве оппонента нужна была по-настоящему светлая личность, такая же сильная, как и он сам, и широкое любящее сердце, то есть другой, совершенно не мой уровень. Поэтому я ответил коротко и убежденно:

– Бог рано или поздно накажет всех преступников, и участь их будет ужасна.

Мне показалось, что такой ответ Вадима Ивановича, мягко говоря, не совсем удовлетворил. Но я вспомнил, как однажды в одном из своих интервью Туманов, говоря критически о Боге, сказал, тем не менее, что если Бог есть, то Он его, Туманова, очень и очень любит. Для меня, как священника, это была чистая правда. Насчет любви. Ну да ладно. В конце жизни мы все сами узнаем и подведем под своими рассуждениями окончательную черту.

 

Туманов – человек с потрясающим жизненным опытом, и с ним нужно быть начеку, то есть думать и отвечать за каждое слово. Он – тонкий интеллектуал, экономист высшей пробы, первый в Советском Союзе предприниматель, который еще при социализме наладил высокоэффективный артельный труд на сдельной основе, сказал веское слово в современной экономике и геологии. Как золотопромышленник, Туманов через созданные им коллективы старателей (пятнадцать самых больших артелей в Советском Союзе) дал стране более пятисот тонн золота. У него – стратегический ум, математическая логика, железная воля и мужицкий кулак. Он вполне мог бы четко и грамотно, решительно и бесстрашно руководить государством Российским. Даже в нынешние восемьдесят пять, когда люди его возраста доживают свой болезненный век в полном изнеможении, он бодр и собран, как на ринге, и по-прежнему в деле: его бизнес сегодня связан с прокладкой дорог на Севере – в близких и хорошо знакомых ему местах. Его близкие друзья – Станислав Говорухин и Евгений Евтушенко. К нему с большим уважением и теплом относится Марина Влади. Это человек общероссийского масштаба, мнением которого дорожат и к которому прислушиваются. И, конечно же, вне зависимости от обстоятельств, он – бессменная живая совесть колымского ГУЛАГА, его зияющая рана и незаживающая боль.

 

«Меня не обманула только любовь»

 

Вадим Туманов показал мне фильм, посвященный своей супруге, и мне показалось, что я уже где-то видел Римму Васильевну и очень хорошо ее знаю, хотя работала она только в Пятигорске. Но ее стиль был настолько родной и понятный, такой проникновенный и добрый, что сразу же напомнил мне о благословенных временах шестидесятых, когда еще ходила по земле моя милая мама и жизнь моя была светлой, наполненной ее любовью и заботой.

Потом я прослушал магнитофонную запись Владимира Высоцкого с обращением к Римме Васильевне. Поэт специально для нее записал свою новую песню «Бермудский треугольник», чтобы улучшить ей настроение и рассмешить. Поистине уникальная запись. А написал он эту песню после оживленных дискуссий о Боге, которую он и Туманов вели тогда с Риммой Васильевной. Она убеждала их в том, что Он есть, а они сильно сомневались. И тогда она привела аргумент о неопознанных летающих объектах, которые были кем-то увидены над Бермудским треугольником. В результате появилась песня.

Свою книгу Туманов посвятил жене. Те страницы, где он пишет об истории их любви, светлы и чисты. Они – как погожий майский день, в них отражена полнота счастья любящих друг друга сердец. Я читал и удивлялся, как в суровых колымских краях, где одни лишь «сплошные лагеря, а в них – убийцы» и где человек человеку – почти как зверь, могли просиять такие возвышенные человеческие отношения!.. Поистине Вадим Иванович – счастливый человек. Хотя его предавали многие – и много раз, но в личной жизни, в любви, он всегда имел великое утешение. «Меня не обманула только любовь», – писал он о себе и о своей любимой супруге. А это – самое главное. Все остальное не в счет. Ни короли на тронах, ни мелкопоместные царьки, ни разношерстные подлецы и негодяи, им же несть числа. Любовь побеждает всякое зло.

«Ты не говори, ты пой!»

 

В общей сложности я провел у Туманова два с половиной часа. Игорь Александрович Найвальт вскоре уехал по делам и оставил нас одних. В квартире был только помощник Вадима Ивановича, его секретарь Александр Демидов, симпатичный человек лет пятидесяти, исключительно любезный и деликатный. Вернувшись к столу, я предложил Туманову еще несколько песен Высоцкого на религиозную тему. Туманов многозначительно на меня посмотрел и внушительно произнес:

– Слышишь, он в Бога не верил.

– А «Купола»?

– Да, это хорошая песня. И все-таки, когда однажды его спросили, возможна ли посмертная жизнь, он ответил отрицательно и даже в нецензурной форме.

– Может, был в плохом состоянии… Да и откуда он мог знать? В любом случае, человек многогранен, сегодня он говорит так, завтра иначе. А великий поэт не может не задумываться о смысле жизни – о Боге и дьяволе, о жизни и смерти, о добре и зле.

– Ладно, ты не говори, ты пой!

И я спел попурри из нескольких песен. Потом наступила очередь «Марша космических негодяев». Затем «Негодяев» сменили «Летающие тарелки» и «В сон мне – желтые огни». В конце выступления Туманов подытожил:

– Молодец! Все – мы с тобой задружили. Это я тебе говорю! А теперь вот что: перепиши-ка мне на диск эти песни, ну о религии. Обязательно перепиши. Понял? Вот так.

Когда я собирался уже уходить, понимая, что нельзя больше отрывать Вадима Ивановича от дел, он вдруг сказал:

– Слушай, Миша, спой-ка мне еще раз песню, где говорится о тарелках! А-а, у тебя гитара уже зачехлена? Тогда не надо. В общем, запиши диск и передай его мне или Саше. Звони! Вот мой домашний телефон, больше никому его не давай, ясно? Все, не обижайся, будем с тобой прощаться. У меня – встречи.

Я искренне благодарил хозяина квартиры и сжимал в руках его бесценный подарок – большую книгу-автобиографию.

 

Читаешь – и хочется жить

 

Книгу Туманова я прочитал за три месяца – то и дело отвлекали работа и служба. Честно признаться, я изначально разыскивал ее только ради Высоцкого, зная, что там будет много неизвестных мне фактов из его биографии. Но уже очень скоро я стал прилежно изучать книгу с самого начала. Автор заинтересовал меня не меньше, чем сам Владимир Семенович. Знакомясь с содержанием мемуаров, я поневоле сравнивал их с «Архипелагом ГУЛАГом» Александра Солженицына. Уровень и широта охвата – весьма схожие. Скажу без преувеличения: воспоминания «Все потерять – и вновь начать с мечты…» стали моим настоящим потрясением. Тема лагерей меня волновала всегда. Почему? Да из-за страшной человеческой трагедии, когда одни люди безжалостно издевались над другими и решали одним росчерком пера всю их судьбу на долгие годы. И потому что именно там, в лагерях, как говорил незабвенный Солженицын, человек по-настоящему проверяется на вшивость, ибо там он ступает на каменистое дно. Дальше ему уже падать некуда. И от того, как он себя поведет, отбросив все свои прежние звания и регалии (там они бесполезны, они – навсегда в прошлом), зависит вся его жизнь как в самом лагере, так и у Бога в вечности. Либо «скур-вишься», «ссучишься», станешь «тварью» и «мразью», либо останешься человеком. Все остальные обстоятельства жизни, кроме войны, с лагерями несопоставимы. При чтении Туманова я почувствовал, что от его книги, как и от «Архипелага» Солженицына, исходит какая-то неведомая могучая сила и что мне, из-за активной жизненной позиции автора, вдруг неимоверно захотелось жить. Совсем другое, когда читаешь Шаламова. Там, на мой взгляд, мрак, безнадега и депрессия. Шаламов – не борец. Да, у Туманова, как и у Шаламова, тоже есть описание жестокостей – книга чрезвычайно богата по фактуре и изложению страшных человеческих судеб. Но вот что удивительно: читаешь, не дыша, а страх почему-то уходит, и ты ждешь, когда герой книги, то есть Туманов, в очередной раз победит переплет злых обстоятельств. Видимо, дело здесь – в волевой личности автора, с которой постоянно соприкасаешься, в его жизнелюбии и потрясающей способности к сопротивлению.

 

Человек, меняющий систему

 

Книга Вадима Туманова – эпическое полотно, написанное ясным, простым и убедительным языком. Там нет никакого авторского самопревозношения, все – по-простому, на равных с читателем и с глубоким к нему уважением, хотя из повествования видно, что авторитет Туманова по всей Колыме был непререкаемым даже среди воров в законе. Не говоря уже о многих сильных мира сего, которые правили бал на свободе, но в присутствии автора книги поневоле делались намного скромнее и тише. Герой книги – цельный человек. В нем сочетаются мужество и смелость, расчет и хватка, решительность и отвага. При необходимости он готов пойти на смертельный риск. Меня потряс случай, когда молодой Туманов, стремясь избежать отправки в штрафной лагерь «Ленковый», где его договорились убить «беспредельщики», взрезает себе в лагерной больнице живот. Сначала пропарывает его ножом, (но он – тупой, только проткнул живот и тупо рвет мясо, а дальше не режет), а потом – опасной бритвой. Боже мой! При этом, несмотря на всю кошмарность его поступка, нутром абсолютно четко понимаешь – иначе было нельзя.

До прочтения книги я искренне думал, что после войны жестокость в обществе пошла на спад, религиозность усилилась и отношения между людьми стали мягче. А тут – на тебе: война «сук», произвол, убийства, беспредел и полнейшая безнаказанность творящих зло, того же майора Мачабели, а также администрации, охраны и лагерных отморозков.

Туманова арестовали за томик Есенина (!), «пришив» статью в антисоветизме. Он же совершенно не чувствовал себя виноватым в свои двадцать два года – оттого и череда побегов, за которыми следовали новые сроки. И я с затаенной радостью читал о каждом его дне, проведенном на Колыме, и видел, что вся его лагерная жизнь – это летопись деятельной борьбы одного человека с целой системой.

 

«Как комья земли…»

 

Воспоминания Вадима Туманова о Высоцком свежи и познавательны. Автор не канонизирует его – поэт предстает перед читателем живым человеком со всеми своими проблемами. Но видно, как автор самозабвенно любил поэта, как деятельно пытался уберечь его от известных срывов. Туманов провел в обществе Высоцкого много лет, и темы их разговоров были самыми разносторонними.

Поразительно описание похорон Высоцкого. Туманов, будучи одной из главных фигур в жизни Владимира Семеновича, был, как и Марина Влади, в центре событий этого черного для всей страны дня. Вместе с Влади он находился в специальном похоронном автобусе, рядом с гробом поэта, когда похоронная процессия должна была двинуться к месту последнего пристанища Владимира Высоцкого – Ваганьковскому кладбищу.

Туманов писал: «…как комья земли, били цветы в стекла катафалка. Они летели со всех сторон. Их бросали тысячи рук. Машина не могла тронуться с места. Не только из-за тесноты и давки на площади. Водитель не видел дороги. Цветы закрыли лобовое стекло. Внутри стало темно. Сидя рядом с гробом Володи, я ощущал себя заживо погребаемым вместе с ним. Глухие удары по стеклам и крыше катафалка нескончаемы. Людская стена не пускает траурный кортеж. Воющие сиренами милицейские машины не могут проложить ему путь Площадь и все прилегающие к ней улицы и переулки залиты человеческим морем. Люди стоят на крышах домов, даже на крыше станции метро. Крики тысяч людей, пронзительный вой сирены – все слилось. И цветы все летят. Вокруг вижу испуганные лица. Всеобщая растерянность. Подобного никто не ожидал. Рука Марины судорожно сжимает мой локоть: «Я видела, как хоронили принцев, королей… Но такого представить не могла».

 

Отчего?

 

Не так давно журналист Дмитрий Ледовской опубликовал в газете «Магаданская правда» материал о Туманове под названием «Честь имеет». Это глубокий и добрый очерк, где, в частности, автор также выражает сожаление, что Туманов не стал президентом России. А и вправду жалко. Он ведь доподлинно знает, что нужно для подъема отечественной экономики. Вадим Иванович с симпатией относится к народу Америки, который он по праву уважает за свободолюбие, оптимизм и работоспособность. Когда-то он отказался выступить в Дальневосточном политехническом институте с разоблачением американского образа жизни. Это было еще до его ареста, когда он, штурман, вернулся из загранрейса, в котором его корабль заходил в американский порт. Отказался и еще открыто заявил, что люди там живут лучше, чем в России. И это было чистой правдой, которая стала еще одним поводом для его ареста.

Вадим Иванович – прямой и здравомыслящий человек. И ему непонятно, почему в самой богатой стране мира среднестатистический человек живет почти впроголодь. Для него это дико и несправедливо. И он хочет, чтобы люди в России жили не хуже простых американцев.

– Ты понимаешь, я прошел всю страну – от Колымы до Карелии – и знаю все ее месторождения. С такими немереным богатством и с таким прекрасным народом, как наш, мы должны были бы жить лучше, чем все остальные в мире. И все это будет, если только людей заинтересовать. Туманов в своей книге пишет об одном из последних публичных выступлений Егора Гайдара, где из зала ему был задан вопрос: почему он так и не захотел перейти на хозрасчетные формы работы во всей перестраивающейся стране. Ведь это предотвратило бы «гоп-стоп приватизацию» всей российской экономики. В ответ тогдашний идеолог экономических реформ казуистически заявил: «Там, где получается, как в «Печоре», ну, и замечательно. Мы должны снимать преграды на этом пути. Но сделать из этого национальный проект, не имея Туманова в каждой артели, это очень опасно». О целесообразности появления артелей наподобие «Печоры» в перестроечный период журналист Юлия Латынина в свое время писала: «Чем закончился тогда процесс артели для самого Туманова – понятно. Очень важно, чем он окончился для народа. На самом деле – трагедией. Потому что если бы артели не были разгромлены, а в лице «Печоры» громили артели вообще, то в России мог быть другой тип капитализма.

 

Рай

 

Во второй раз я приехал к Туманову уже один – передать записанный специально для него диск и посоветоваться, как лучше доехать до Магадана и двух известных пересылочных портов – Ванинского и Находки. Мне очень хотелось побывать в этих печальных местах и молитвенно почтить память невинно убиенных соотечественников. Хотелось также встретиться и с местными жителями для презентации своей новой книги о Высоцком «Мне есть, что спеть, представ перед Всевышним». В ней я попытался выяснить отношение поэта к религии. Было у меня и еще одно желание – проехать по Колыме дорогой Высоцкого, который когда-то был там в гостях у Туманова, общался со старателями и по-доброму сказал о них: «Лица у них рогожные, а души шелковые»…

Вадим Иванович принял меня тепло и к возможной поездке отнесся вполне оптимистически. Мне даже показалось, что в голосе у него проскользнула какая-то щемящая нотка:

– Поезжай в августе. Там будет уже осень, лист начнет падать, запахи – словами не передать, комары почти исчезнут. Благодать!

– Вадим Иванович, вы прямо рай какой-то на земле изобразили!

Туманов выразительно посмотрел мне в глаза:

– Вот именно, рай…

 

Михаил Ходанов,

протоиерей,

член Союза писателей России