Размышляя об Америке, я вынужден признать, что посетившим ее нашим знаменитым соотечественникам она не понравилась: ни Горькому, ни Есенину, ни Пильняку, ни Маяковскому, ни Эренбургу, ни Ильфу с Петровым. В Новый Свет ехали за новыми впечатлениями. Из ветхой Европы путешественник прибывал в царство машины, где «каждый окурок вырастал в фабричную трубу». Не заметить в Америке машину было так же трудно, как не найти Эйфелеву башню в Париже. Как относиться к машине – другой вопрос. Одни стонали от зависти, другие – от ужаса, третьи только морщились, но все помнили, что Америка – страна технической цивилизации, подмявшей под себя человека, походя ликвидировав культуру, природу и индейцев. Тем не менее, русские путешественники отдавали должное индустриальному Молоху.

Маяковский, например, описывал Бруклинский мост как монумент грядущему сверхчеловеку:

Как глупый художник в мадонну музея

вонзает глаз свой, влюблен и остр,

так я, с поднебесья, в звезды усеян,

смотрю на Нью-Йорк сквозь Бруклинский мост.

Хрестоматийные безработные, которые кидаются с Бруклинского моста вниз головой – жертвы языческому кумиру. Упоенный умным «расчетом суровым гаек и стали», поэт упоминает о них бегло, вскользь. Поэтому, наверное, он и перепутал Гудзон с Ист-Ривер: безработным, в сущности, все равно, где топиться.

Тот же пафос пронизывает книгу, названную в полемике с традицией «Одноэтажной Америкой». Спора, однако, не вышло. Подлинные герои Ильфа и Петрова – шоссе, бензоколонки, конвейер, автомобиль, плотина, электричество и, конечно, мост (на этот раз в Сан-Франциско). Все это они хотели бы завернуть и увезти домой, чтобы побыстрее добраться до светлого будущего.

Что касается «одноэтажной» Америки, то авторы, как и многие другие русские путешественники, пришли к неприятному выводу: большую страну населяет маленький народ – меркантильный, мещанский, ограниченный, не достойный американской технической мощи.

И тут пора задать вопрос: почему машина, которую неизбежно обнаруживали в Америке русские писатели, отсутствует у писателей американских? Без техники обходились и Хемингуэй, и Фолкнер, и Сэлинджер, и Стейнбек, и Генри Миллер, и, отступая в прошлое, Джек Лондон, Марк Твен, Мелвилл, Эмерсон, Генри Торо. Почему самих американцев не завораживала их техническая цивилизация? Почему здесь не возник производственный роман? Почему, как спрашивали те же Ильф и Петров, инженер не стал национальным героем?

Да потому что Америка – принципиально не городская страна. И этого странники из Старого Света не заметили. Они искали Америку не там, где она предпочитает жить. Города в Америке – исключение из правила, и часто – несчастный случай. Оставив небоскребы офисам и приезжим, сами американцы всегда предпочитали жить на первом этаже собственного дома, подальше от технических гипербол. Обменяв цивилизацию на географию, культуру на природу, естественный рельеф на искусственный, Америка оказалась в выигрыше. Но оценить эту сделку можно лишь тогда, когда научишься путешествовать по-американски.

Секрет этого искусства лежит на поверхности: он в – дороге, которая сама цель пути. Жадно покрывая милю за милей, путник растворяет себя в первозданной пустоте, огромные запасы которой все еще содержит в себе Новый Свет. Под автомобильными колесами пространство обретает почти физическую осязаемость. Карта оживает, отрывается от бумаги, выходит из двухмерной абстракции в реальную жизнь.

Понять Америку можно только на ходу. При этом гостю-иноземцу надо постоянно держать в памяти:

– что в Старом Свете вы куда-то едете, а в Новом вы едете откуда-то;

– что в Старом Свете преобладает центростремительной движение, в Новом – центробежное;

– что в Старом Свете все дороги ведут в Рим, в Новом – «из Рима»;

– что только тот путник, который сумеет влиться в поток бегущих (особенно – 4 июля, в День независимости) из городов американцев, только тот, кто услышит ритм этого вечного движения, только тот, кто войдет во вкус освоения Нового Света, так не похожего на Старый, может с чистой совестью сказать, что ему удалось не увидеть, а открыть Америку.

Александр Генис