Среди знаменательных дат, отмечаемых под эгидой ООН, имеются очень милые памятные даты. 2 февраля, например, отмечался международный День водно-болотных угодий (а мы и не отметили, впустую прошел), а 1 марта будет всемирный День кошек. А вот на второе воскресенье февраля приходится праздник уже полузабытый – День хобо.

Хобо – странствующий рабочий, сезонник – самая яркая фигура времен Великой депрессии в Америке. В определенном смысле – лицо Великой депрессии. Хобо ни в коем случае не безработный бродяга. Он именно что рабочий, бредущий по дорогам в поисках заработка, – совсем другая история и интонация.

Как он выглядел? Скажем, году в тридцать втором или тридцать третьем? На плече у него торба, часто сшитая из армейского одеяла (зато теперь у сладчайшего модного дома Hermes есть линия женских сумок «Хобо»). Одет либо с подчеркнутой опрятностью (в залоснившуюся офисную пару, сохраняемую в приличном состоянии из последних сил) – это если наш хобо из «белых воротничков» и пытается в каждом новом городе найти место, «соответствующее его социальному статусу»; либо в рабочие брезентовые брюки. Штаны эти еще не джинсы, или уже не джинсы, или вообще не джинсы – в Советском Союзе пижоны почему-то называли их «техасами». Путешествует хобо (чаще всего) вовсе не пешком, а зайцем в товарном вагоне. Америка начала XX века – еще железнодорожная страна. У хобо есть свой язык – устный и письменный. Хобо-знаки, или хобо-иероглифы, – самое романтичное, что есть в этой субкультуре. Потом из этих знаков выросли граффити. А покуда на дворе тридцать второй год, подъезжает наш хобо к вокзалу какого-нибудь затерянного в кукурузных полях Смитвилля, а там на угольном баке белым мелом – послание для него. Квадратик и четыре закорючки, что на хобо-языке значит: «Даже не останавливайся. Не город, а полный отстой». Ну, или в другой интерпретации: «Здесь работы нет».

Монти Холм, бывший хобо, в своих мемуарах писал о том, какие изощренные толкователи знаков встречались ему. Так, весьма лаконичный символ на заборе, означающий предупреждение (наши герои оставляли друг другу подсказки – «Здесь кормят», «Отсюда гонят» и пр.), послужил причиной многочасового спора двух опытных скитальцев. Один утверждал, что символ означает: «У этого толстопузого ублюдка есть ружье», а другой утверждал, что читать надо так: «Тут живут толстосумы, и у них есть оружие».

Почему культура хобо до сих пор так волнует? Численность этой великой армии странствующих безвинных неудачников в разные годы достигала пятнадцати миллионов человек. Многие из них были семейными людьми, питающими надежды найти работу и перевезти семью на новое место. Пятнадцать миллионов бродят по стране в поисках не лучшей доли, а просто доли, места – это не может не будоражить воображение.

Перед нами поколение, не делавшее выбора, объединенное общей бедой и общей бездомностью, перевернувшее внутреннюю жизнь Америки. А внутреннюю жизнь Америки трудно перевернуть – хотя бы потому, что в США (в отличие от России) индивидуальная  трудовая миграция дело привычное и имеет почтенные традиции. Необходимость переехать в другой город ради новой работы мало кого пугает. Хоть вглубь Америки, хоть вдоль, хоть поперек. Средний американец меняет место жительства 2,7 раза. За жизнь, естественно. Средний россиянин – 0,23 раза. Дроби в таком «бытийном» контексте выглядят глуповато, но смысл понятен: житель США переезжает в среднем три раза: родительский дом – университетский кампус – свой семейный дом. А мы все больше сидим на своих шестнадцати аршинах и с места не двигаемся. И трудовая миграция в России исключительно в одну сторону: из периферии в центр.

Это я к тому, что трудно удержаться от праздного раздумья – а случись так, что финансовый апокалипсис все-таки грянет, каковы будут хобо нового времени? Скажем, у нас? Тем более что Международный валютный фонд уже пугает: Кристин Лагард, глава фонда, заявила недавно, что мировая экономика «демонстрирует тенденции, характерные для кризиса 30-х годов прошлого столетия – Великой депрессии. И нет ни одной локальной экономики, которая имела бы иммунитет к кризису».

Итак, русский хобо – каким он может быть? И есть ли исторические аналогии? В словаре отыщется много синонимов слова «бродяга». Странник, скиталец, христорадник, калика перехожая, босяк, черезсословица. В 70-е годы прошлого века появились новые важные определения – бич и старатель (это уже ближе к нашему герою, но все же хобо – не бич. Он человек, не столько опустившийся, сколько пустившийся в тяжкий путь во имя возвращения к «приличной жизни». «Недостижимая правда дороги» его не тянет. Он не свободен от обязательств. Наконец, в последние годы в России главенствует единственное определение человека, лишившегося «места», – бомж. Но хобо – не бомж. Он лишился не определенного места жительства, а рабочего места.

И тут важное различие между русским и западным понятием о «конце света». Для россиянина страшнее всего потерять жилье, квартиру – потому что на другую он никогда не заработает. Для американца – потерять работу, потому что тогда ему нечем будет платить за жилье. А русский хобо, между тем, есть уже и сейчас. Это мужчина, оставивший свою семью (но при жилье, конечно) в маленьком городе и уехавший в город более крупный на отхожий промысел. Один из самых распространенных видов современного отхожего промысла – работа охранником. По последней переписи населения, «отходников» в России 12 млн. человек. У каждых московских дверей сидит русский хобо. Так что, памятный этот День, пожалуй что, имеет смысл отметить и в России.