«После 20 лет забвения, последовавших за распадом СССР и тревог посткоммунистического периода, Россия вновь входит в группу великих держав, и этим она главным образом обязана действиям президента Владимира Путина», – пишет историк Андре Ропер в блоге L'Express.

На Западе у него, безусловно, не лучшая репутация. «При всем при этом следует признать, что холодная, если не циничная, «реальная политика» принесла плоды, и Россия, которой еще недавно слегка пренебрегали, вновь стала незаменимой в масштабах всего мира», – признает автор.

«Ясно одно: вопреки надеждам, которые могли возникнуть после крушения коммунизма, Россия ни в коей мере не переняла методы и дух демократии в западной трактовке», – говорится в статье.

Чем же это объясняется – действиями группы лиц у власти в заданных обстоятельствах или историческими и культурными факторами?

«Если взглянуть на историю этой великой страны, приходить признать, что к началу XXI века у России практически не было опыта подлинной демократии», – говорится в статье.

Дело в том, что молодое русское государство выбрало моделью для подражания Византийскую империю, от которой получило православное христианство и преемницей которой стало себя называть, напоминает Ропер. В 1547 году великий князь Московский Иван IV Грозный торжественно провозгласил себя «царем» (цезарем) и выбрал в качестве герба византийского двуглавого орла.

«Это наследие не прошло бесследно, – уверен автор. – По образцу византийского императора русский царь был не просто абсолютным сувереном в рамках «божественного права», каким до 1789 года оставался, например, король Франции, а земным воплощением божественного всемогущества, викарием Христа. Будучи светским государем, он также осуществлял руководство Православной церковью, сочетая, если угодно, в одном лице обязанности императора и Папы Римского – явление, которое историки называют «цезарепапизм».

«Несомненно, необходимо принимать во внимание видение человека в православии, которое делает упор на слабость людей, их уязвимость к искушению, непреодолимую тягу к греху», – подчеркивает Ропер.

В дальнейшем это сильно повредило идее демократии: «что хорошего может выйти из единения множества бессильных воль, подверженных пороку и заблуждениям?»

«Как могло русское общество, отягощенное подобным прошлым, приобрести за пару десятилетий политические рефлексы, свойственные Западу, у которого за плечами два века демократических опытов и другие культурные столпы? – задает риторический вопрос историк. – После бедственного десятилетия, которое последовало за распадом Советского Союза и было связано с именем несчастного Бориса Ельцина, режим Владимир Путина вписывается в знакомую схему сильного, централизованного, персонифицированного государства – в соответствии с вековыми традициями России».

«Парадоксальным образом (по крайней мере, на наш взгляд) он представляет собой самую либеральную и открытую политическую систему за всю историю страны, поскольку разрешена многопартийность и допускается определенная (пусть и весьма ограниченная) свобода самовыражения», – отмечает автор.

«То, что истина по эту сторону Пиренеев, становится заблуждением по ту», – писал Паскаль. «Русский мир рискует еще долго оставаться непостижимым для нашего европейского ума», – подытоживает Ропер.